Люблю играть на фортепиано ради самой игры. Вообще, заметил, что люблю делать что-либо только ради процесса, а результатом удовлетворяю свое тщеславие, мол, хорошо получилось, не зря старался.
Но это - потом. Бывает же, что результат никаких чувств не вызывает, а вот от процесса неизменно начинается щенячьий восторг и энтузиазм подскакивает до небес, и я вместе с ним.
После окончания музыкальной школы мне нужен был перерыв, я не виню себя. Я был полон отвращения, в определенный момент и вовсе адекватно думать о чем-либо не мог, но сейчас чувствую, что мир вновь становился невероятно острым, и эта колкость приятная. Я могу писать, как бешеный, и много думать о разных более или менее значительных вещах. И что-то извлекать из всего этого.
Знаете, как приятно разбирать новое фортепианное произведение? Какое угодно: классическую сонату или опенинг из аниме, или мелодию из мультсериала/сериала?
Когда садишься, и начинаешь несмело трогать клавиши, поначалу это вообще ни на что не похоже, а в какой-то момент клавиши укладываются в пальцы, ноты застревают наконец в голове и можно играть, не заглядывая в листочек судорожно.
Момент этого самого перехода - самый интересный. Я каждый раз думаю, что ничего не получается, не так играю или ошибаюсь в позорных мелочах или вообще ноты забыла, после годового-то перерыва. Но пальцы привыкают, уши тоже, глаза привычно скачут туда-сюда и сосредотачиваются настолько, что забывают о необходимости дергаться.
Руки привыкают, руки вспоминают.
Мелодия постепенно складывается, а я подолгу повторяю половину такта, как завороженный, и не до конца верю, что с каждым разом звук получается изящным. Я тащу звуки к точильному станку и мучаю их там, пока они не становятся тонкими, филигранными, едва поблескивающими. Играю, . пока жарко, а сам от напряжения становлюсь холодным, по спине ползут мурашки, виски пульсируют, по щекам расползается иней, а руки становятся похожими на необычно гибкие сухие ветки. У меня некрасивые, широкие и вместе в там маленькие руки, короткие пальцы, хрустящие суставы, которыми больно хрустеть утром или после таких вот занятий за инструментом. Они затекают что от безделья, что от работы, одинаково неприятно.
Я вслушиваюсь в отдельный такт, повторяя него почти одержимо и чувствую, как мелодия становится на свои места. Или руки у меня вправляются, но первый вариант романтичнее: мелодия прибивается ко мне, как щенок, только не к ногам, конечно же, а к рукам. Под конец перебирается на запястья, и я вспоминаю, что не стоит поднимать их чересчур высоко, это действительно неудобно (плохая привычка). Под весом мелодии они опускаются и мы вместе становимся изящными.
Упорно, целеустремленно, задумчиво.
Один-единственный такт. Раз, второй, пятый, двадцать третий, а потом - словно очнуться и сразу к следующему перейти, поспешно так, пристыженно.
Чего тут бояться, спрашивается.
Но - следующий. Вбиваю его в клавиши, воображаю, будто кроме этого такта больше ничего в мире не существует, да пускай он хоть рухнет. мир этот, а я наедине со своими шестью нотами останусь.
Больше всего я люблю играть утром, а жить - вечером.
Я живу в сумерках, пью их, питаюсь ими, а ночью, высунув ногу из-под простыни, позволяю им легонько кусать себя.